Но кто‑то и чем‑то ведь должен?
Этот навоз уберу я.
Толстячок не нападал первым. И я сделал шаг вперед. Осторожно. Очень осторожно.
— Запомни, Алекс, трусливые твари самые ядовитые…
Если бы не Шон, я бы пропустил молниеносный двойной выпад толстячка. Правой рукой он взмахнул мечом. А левой просто попытался задеть меня. Легонечко, наотмашь…
Но не просто же так он носит на левой руке всего один здоровущий перстень?
У полудемонов чувствительное обоняние. Запах яда я почувствовал в тот самый момент, когда из перстня выскользнула иголка. Ах вот как! Отравить противника — и зарубить, когда он потеряет силы!?
Мразь!
Я резко увернулся. И еще от одного неуклюжего удара. А толстячка неплохо учили. Такая нарочитая неловкость — и как бы балансирование левой рукой, которой он беспомощно размахивает в воздухе…
Все равно ему это не помогло.
Я подловил его на очередном замахе. Косой удар справа направлен мне в ноги. Я легко взвиваюсь в высоком прыжке — и уже оттуда отрубаю толстячку левую ручонку.
Раздается дикий крик.
И Эдуард оседает на камешки, которыми вымощен двор.
А я киваю виконту Моринару.
— Рене, вас не затруднит осмотреть это интересное украшение на руке нашего пухлячка?
— Какое?
— А вот это колечко…. Только не голыми руками. Отравлено!
Рене осторожно стягивает кольцо, всматривается, показывает его остальным секундантам… что приятно — гримаса отвращения у всех одинаковая. Неприятно, когда тебя могут отравить просто так, потому что ты лучше фехтуешь, да и вообще, кто их, отравителей, любит, кроме палача?
— Мерзость какая! Алекс, а как ты…?
— Знаю я о таких игрушках, — проворчал я. — Читал.
— Надо сообщить его величеству.
— Полагаю, секунданты проигравших возьмут это на себя, — я многозначительно поглядел на них. Парни резко сбледнули. Еще бы, такое пятно — позор на весь род… — а вас, Рене, я приглашаю выпить в честь победы… только я не знаю где.
— Я покажу, с вашего разрешения, Алекс.
Рене смотрел открыто. Улыбался — и демонстрировал готовность к дружбе. Вроде бы искреннюю.
Мы развернулись и ушли с места дуэли.
Кабачок 'Зеленый кролик' был выше всяких похвал. Вино неразбавленное, мясо в меру прожаренное, а служанки казались симпатичными не только после пятого кувшина.
Мы выпили по первой, по второй, разговорились и я вспомнил, почему фамилия Моринаров казалась мне знакомой.
Ну да, был такой казначей у моего деда. Известный на всю страну тем. Что не воровал.
Вообще.
А зачем ему? Графу с диким талантом делать деньги? Это кто не умеет — воровать будет, а он там налоги снизил, тут пошлины чуть поднял, нашел деньги на ремонт дорог, оживил торговые пути, на деньги купцов нанял охрану, чтобы повычистить разбойников — и одно покатилось, цепляясь за другое. Разумеется, был выставлен с позором, когда к власти пришел Рудольф по многочисленным просьбам родны Абигейли. Он им воровать не давал, вот гад‑то!
— я слышал о вашем дедушке.
— Да?
— мой дед очень ценил его, я знаю. Надеюсь, он в добром здравии?
— к сожалению, дедушка умер год назад.
— Примите мои самые глубокие и искренние соболезнования, — вышло очень убедительно, потому как правдой было. Мне бы такого казначея!
Рене посмотрел внимательно, но остался доволен увиденным. Поверил.
— К сожалению, ваше высочество, наша семья не в милости у короля.
— мое высочество также не в милости, — я небрежно пожал плечами.
— Это так… печально…
— так давайте выпьем и поплачем, — ухмыльнулся я.
Рене ухмыльнулся в ответ. Кажется, мы сможем стать друзьями. Ну, насколько это возможно с нами, полудемонами.
Во дворец я вернулся только через три часа, слегка под хмельком и с приглашением на воскресный обед к Рене. Ему как раз хватило бы времени предупредить родных, подготовиться — все‑таки я принц, так что относиться ко мне должны соответственно. Не то, чтобы мне это было нужно — все эти придворные финтифлюшки, но…
— Алекс, этикет — это твое спасение на первых порах. Не знаешь, как себя вести? Веди так, как написано, а потом разберешься и выберешь наилучшую модель поведения.
Спасибо, Рик.
А во дворце меня ждал разнос от Тома, за то, что я подвергаю свою жизнь опасности — и разнос от дядюшки.
С первым я справился легко. Фыркнул в ответ и заметил, что если бы меня могли победить два раззолоченных попугая — грош мне цена. Так и тараканы лапками затопчут!
А вот второй!
Дядюшка был величественен и внушающ. И почему‑то напоминал раззолоченного ярмарочного болвана. Абигейл так сжимала губки, что зубы видно было. Крыска, вот как есть!
— Алекс, как ты мог!
Я похлопал глазками. Очень убедительно. А что я такого мог? Не был, не знал, не убивал!
— Два трупа за утро! Виконт Муэрлат! Маркиз Тирнен! Между прочим, герцог Тирнен — троюродный брат ее величества!
Нет, ну совсем обнаглела крыска! Уже и троюродных в герцоги протащила!
Список мне! Список! И палачей!
Защищаться и оправдываться я не стал. Вместо этого…
— А я думал, что родственники королевы не станут говорить такое про своего короля? У нас за такое вообще бы в морду дали без благородства!
Провинциальная невинность и здоровое негодование!
Рудольф словно на стенку налетел.
— за такое — что?!
— Дядюшка, при тетушке… неловко…
Румянец у меня на щеках был очень убедительным. А что от злоехидства — так докажите!
— Ничего, я полагаю, урона моей чести не будет, — оскалилась крыска.